Цитаты про Полиграфию

О трансцендентно-полиграфической невозможности Деррида в России

Книга “Эдмунд Гуссерль. Начало геометрии. Введение Жака Деррида”, вышедшая в свет в 1996 году, представляет собой заметное явление на отечественном горизонте переводной философской литературы, включая в себя работы двух философов XX века из ряда значительнейших. Небольшой образцовый текст “Начало геометрии”, фокусирующий широкий спектр феноменологических тем, позволяет Деррида то проделывать глубокие экскурсы в обширную проблематику феноменологии Гуссерля, то вновь возвращаться в рамки “введения” к этому конкретному тексту. Тематизация роли письма как условия возможности традирования смысла в ее одновременно скрывающей функции делает выбор именно этой работы в перспективе дальнейшего творчества Деррида телеологически ясным. Впрочем, на наш взгляд, могла бы быть взята и любая другая работа, так как Деррида движется в русле той проблемы, которая так или иначе входит в любой текст Гуссерля: проблемы связи выражения и значения, знака и смысла. Имея всякий раз предварительный характер — будь то предварением построения философски осмысленной знаковой системы арифметики, чистой логики, философии как строгой науки или же условием забвения изначального смысла науки в силу языковой седиментации — она тем самым является сквозной темой, которая и позволяет Деррида выстроить последовательного Гуссерля, избегая, например, расхожего противопоставления “поздних” и “ранних” работ последнего. Провокативно-покорно следуя этому последовательному Гуссерлю, французский философ исподволь всякий раз возвращает феноменологии ее же главный вопрос: “каков смысл явления?” (117). Так, мало-помалу, отстаивая единство гуссерлевской мысли в полемике с П. Рикером или М. Мерло-Понти, Деррида вводит свой основной мотив, относимый в силу достигнутого единства гуссерлевской мысли к феноменологии Гуссерля вообще, — мотив неизбежной, сущностной инфицированности эйдетического фактическим, необходимого — случайным и т. д. Позднее это станет относиться не только к Гуссерлю, но ко всей европейской философской традиции, игнорирующей то, что “мнимая внутренность смысла уже сплошь проработана его же собственным внешним”. Причем в этом раннем тексте делает он это настолько мастерски уклончиво, что даже наиболее отстраненный читатель работы — ее комментатор — не стерпел-таки завершить всякий раз не доведенное...